– Милая моя, эта идея мне нравится куда больше, чем то, что ты болтаешься по всему свету. То есть, если какие-то террористические группировки ищут эти медикаменты, мне совсем не хочется, что ты путешествовала с ними. – Меняя тему разговора, я встала и подошла к полочке с фотографиями. В моих руках оказался снимок, стоявший посередине; на нём были запечатлены мы с Вэл во время моего обучения в выпускном классе академии. Мы выглядели такими молодыми, такими невинными. Ещё там были фотографии Маркуса и Лайла, а также мамы с Рэндалом. И это напомнило мне кое о чём.

– Догадайся, кто пытался связаться со мной?

Вэл опустила глаза.

– Я знаю. Она мне тоже звонила.

Я развернулась.

– Зачем? Зачем ей, чёрт возьми, нужно было тебя беспокоить?

– Потому что она не может дозвониться до тебя. Она просила меня попросить тебя ей перезвонить.

Я потёрла переносицу.

– Ты знаешь, чего она хочет?

– Нет, – коротко ответила Вэл. – Но я догадываюсь.

– Только не говори, что она опять просила денег.

– Не просила. Ну, с тех пор, как ты отругала её и объяснила разницу между моей работой доктором и работой Рэндала.

– Хорошо, – как ни в чём не бывало проговорила я.

– Мне кажется, это связано с деньгами на образование Маркуса, – предположила Вэл. – Она весьма взбудоражена тем, что он будет учиться в Университете Майями. Туда очень тяжело попасть.

– Я знаю, – сухо сказала я.

– Да, я помню. Ты тоже была туда зачислена. Что ж, мне кажется, что причина её непрерывных звонков – это плата за обучение. Скоро потребуется оплатить второй семестр. А мама слишком уж быстро растранжирила деньги от страховки Рэндала.

Я покачала головой.

– И что это за мать, которая тратит миллионы долларов, когда два её сына нуждаются в образовании?

Вэл пожала плечами.

– Рискну предположить, та, у которой есть дочь, что в состоянии купить чёртов университет, если захочет.

– Проклятье! – пробормотала я себе под нос. Насколько мне не хотелось спасать её тощую задницу, настолько не хотелось, чтобы пострадали Маркус или Лайл. Чёрт, он ведь был зачислен благодаря лишь своим собственным достижениям.

Моя мать винила меня в гибели её второго мужа. Как она красноречиво заявила после похорон, "ещё один труп на моей совести". Потому что, именно я отказала Рэндалу, когда он попросил денег. Как будто им было мало того, что ради них я продала своё тело и свою душу. Но у него хватило наглости попасть в ту же самую ловушку - он задолжал букмекеру больше миллиона.

Стюарт оставил выбор за мной. И мне нужно лишь было сказать «да», чтобы долг Рэндала был выплачен. Но чёрт! Я уже делала это, а ещё обеспечила образование для Вэл. А как меня отблагодарили? Мэрилин и Рэндал играли роль идеальных родителей, притворяясь, что именно они помогли своей дочери с последним курсом обучения и медицинским университетом.

Поэтому, когда мне снова предстояло принять решение, я склонилась к тому, чтобы самой сделать ставку. Если уж на то пошло, возможно, именно в то время я была единственной, кто получал удовольствие от азартных игр. И к тому же, какая-то часть меня всегда сомневалась в том, что неспособность выплатить долг может на самом деле привести к смерти. Ведь мы же не на Диком Западе!

И я проиграла, через два дня, как сделала ту ставку. Машина Рэндала съехала с берегового вала. Расследование показало, что не сработала педаль тормоза, и это позволило моей матери получить деньги по страховке. Значительная их часть пошла на выплату долга Рэндала; однако, ей осталось немало, чтобы отложить или инвестировать.

После похорон мы с Мэрилин Саунд почти не разговаривали. И всё-таки, по мнению Лизы, а теперь и Вэл, она по-прежнему считала, что имеет право обращаться ко мне за деньгами. Уверена, если бы её спросили, она бы так и ответила.

Останавливая этот поток мыслей, я посмотрела на часы.

– Мне нужно вернуться домой до того, как проснётся Стюарт. Сегодня утром он был не в духе.

Выражение её лица смягчилось.

– Викки, я наблюдала многих пациентов, которые пошли по той же дороге, что и Стюарт. Ему было трудно примириться со своим диагнозом. И это понятно. По статистике, он слишком молод для такого агрессивного типа рака. И я уверена, от этого ему ещё тяжелее. Он мужчина, который привык добиваться своего, а теперь ему не смогут помочь ни его деньги, ни его положение. Как я уже выяснила в ходе своей практики, когда у человека такой диагноз, как у Стюарта, он просто не может смириться с фактом того, что умирает. Кроме того ему пришлось столкнуться лицом к лицу с потерей контроля. И не важно, что это за человек: семидесятилетняя старушка или пятидесятилетний исполнительный директор «Харрингтон Спа энд Сьютс» – это одинаково тяжело для любого. И не редко, такие пациенты пытаются вернуть себе способность контролировать, любыми доступными им способами. Конечно же, тебя раздражают такие вещи, как например то, что ему хочется знать о твоём местонахождении. Но сейчас это единственное, что у него есть.

Я мужественно сохраняла спокойствие. Ни за что на свете я не позволила бы ей узнать о том, какими способами он предпочитал осуществлять контроль.

– Во многом, – продолжала она, – то, что случилось с Рэндалом, куда более гуманно, чем то, что происходит со Стюартом.

Карма.

Когда я ничего не ответила, она взяла меня за руку и добавила:

– Я также видела и супругов таких пациентов. Я понимаю, как тебе тяжело. И мне бы хотелось, чтобы ты подумала о возможности посещать психологические консультации. Тебе не нужно ждать его смерти, чтобы поделиться с кем-то своим горем и чувством утраты близкого человека. Ты заслуживаешь поддержки.

Я наклонилась, обнимая её, и сказала:

– Я знаю, что ты в делах и заботах, но я бы предпочла встречаться с тобой. Хочется надеяться, что мы снова соберёмся вместе, только ты и я, до того, как ты уедешь. Дай мне знать, что там у тебя с графиком, и мы что-нибудь придумаем.

– Замётано, сестрёнка. И не переживай по поводу всякой фигни, связанной с фондом. Я управлюсь со всем, что связано с медикаментами.

Я улыбнулась, кивнув головой, вспоминая похожий разговор, который состоялся несколько лет назад и оказался очень полезным.

– Вэл, – спросила я, – а для чего используют те гранулы? В смысле, зачем тебе вообще радиоактивные гранулы?

– Их внедряют в раковые опухоли, обычно ненадолго. Однако, пока они внутри опухоли, радиация, которая в них содержится, убивает раковые клетки.

– А они могут причинить вред здоровым клеткам?

Она пожала плечами.

– Когда происходит быстрое увеличение пагубных клеток, преимущество за ними.

– Ну, а если увеличения нет?

Она нахмурила брови.

– Тогда эти гранулы не внедряют. Если уж говорить серьёзно, то подверженность такому уровню воздействия радиации может привести к мутации здоровых клеток. Это будет почти что Чернобыль, но только в масштабах одного человека.

Вэл коснулась моего плеча.

– Вик, подумай об этом.

Я широко распахнула глаза.

– Подумать о чём?

– О консультировании. Это пойдёт тебе на пользу. Ты слишком молода для такого. Наблюдать за тем, как умирает твой супруг – это очень тяжело. Для этого и существуют психологи-консультанты. К тому же, иногда полезно поговорить с кем-то, кто тебе не близок.

Я покачала головой. Мнелишь нужно, чтобыонумер.

– Позвони мне. И в следующий раз давай поговорим о чём-нибудь менее ужасном.

– Эй, я не собираюсь использовать эти медикаменты ни для чего ужасного. Они послужат благому делу. Запомни это.

Я обняла её напоследок.

– О, я запомню.

Глава 9

Настоящее.

Я неохотно провела пальцем по экрану телефона. Хотя я пыталась не обращать внимания на вибрацию, пока была у Вэл, но постоянные звуки, исходящие из моей сумки, невозможно было не заметить. Иконка «Сообщения» чуть ли не выпрыгивала с экрана, бешено мигая цифрой "8". Восемь грёбаных сообщений! Ещё даже двух часов не прошло, как я вышла из дома. Я просмотрела их: два были от моей матери, два – от Броди, одно – от клиники общества Харрингтона, и остальные три – от Трэвиса.